Конец первой главы. Самое вкусное.)
читать дальше Карандаш. Срочно нужен карандаш, пока образ ещё цельным куском сохранялся в разуме, готовый вот-вот растаять! Я неуклюже наклонилась, ища глазами карандаш и нашла его сразу же, правда взять его удалось только со второй попытки. Быстро накидывая всё ускользающие черты, я в самом начале работы над моей зарисовкой на подсознательном уровне понимала, что ничего не выйдет. Но попробовать-то стоило! Ничего конкретного не получалось, не знаю, сколько времени я провела за рисованием, уничтожая свой альбом, нещадно сминая и разрывая неудачные работы, но, когда я окончательно утомилась, бросила свои попытки ухватить и сохранить образ загадочного Ундина и взглянула на часы, стрелка уже показывала половину одиннадцатого ночи. Я до белых пятен потёрла уставшие глаза, и хотела было уже отправиться в койку, но остановило меня одно «но»: спать совершенно не хотелось. Ну да, конечно, рухнула на кровать по середине белого дня, продрыхла, невесть сколько, теперь ещё и на ночной сон надеюсь… Три ха-ха четыре раза. Снова сбила только что восстановившийся режим этими дурацкими переездами. - Пойду-ка я, наверное, на кухню, поищу чего-нибудь перекусить. – Изрекла я мудрую мысль, слезла со стула, на который в процессе рисования умудрилась усесться с ногами, и направилась к двери. Прежде чем выйти из комнаты, я высунула свою голову в тёмный коридор, чтобы убедиться, что во всём доме свет давно погашен, а бабушка отошла ко сну. Не хотелось лишний раз попадаться ей на глаза, потому что так просто моя любимая бабуля от своего не отступалась, и она запросто могла устроить мне ещё одну головомойку, стоит мне лишь показаться в поле её зрения. Головомойка, безусловно, была бы безуспешной, только потратили бы время впустую и испортили бы друг другу и так невесёлое настроение. Но всё было тихо, на секунду мне показалось, что даже слишком тихо. Когда я глядела не привыкшими к темноте глазами в другой конец коридора, мне почудилось, что там, где-то в углу, мелькнула чья-то тень. По спине пробежались неприятные мурашки, но я мигом себя одёрнула. - Чего ты, в самом деле, как маленькая. Ничего там нет. Утешало, конечно, мало, но чисто из вредности и от нечего делать я двинулась по жутковатому под покровом ночных теней коридору, ужасно медленно продвигаясь к лестнице, оставляя за собой светлую и, что наиболее важно, такую безопасную комнату. Под ногами скрипели половицы, из-за чего создавалось впечатление, что я попала в кинотеатр на фильм ужасов в формате три-дэ. И я была бы рада сейчас снять с себя красно синие очки, встать и уйти из зала, если бы это взаправду было так. Но я уже прошла две трети коридора, останавливаться было нельзя, а возвращаться назад нет смысла, иначе я просто так переборола свой липкий страх, рождённый, в наибольшей степени, лишь моим больным воображением. Больным, но, чёрт возьми, таким реалистичным. Нет, и всё же, двигалась я чересчур медленно, так я половину ночи буду добираться до кухни, дрожа, как осиновый лист, поэтому последние широкие и куда более уверенные шаги со скептичным выражением лица, что любой монстр из-под кровати испугается, добралась до лестницы. Мама родная, как я раньше не замечала, что она такая крутая, такая бесконечно длинная и до невозможности жуткая? В детстве я кучу раз здесь ходила ночью, безо всяких проблем спускалась по этой лестнице, чуть ли не по перилам скатывалась, чтобы добраться до кухни и там попить соку или молока. Что произошло сейчас? Возрастная паранойя? Или всё же то падение с велосипеда пару лет назад не оказалось таким уж и беспоследственным, а зрительные галлюцинации и навязчивые мысли немного запоздали своим визитом к тихому психу в моём лице? Так, всё, ничего не знаю, я хочу жрать, и никто меня не остановит! Даже, боже, мамочки, как страшно, эта тёмная лестница с расположившимися на ней кривыми продолговатыми тенями деревьев, и эти самые тени дико напоминали чёрные щупальца. Так, можно же быстро пробежать вниз, чтобы эта мука не продолжалась так бесконечно долго, а там уже будет и кухня с её тёплым светом вольфрамовых жёлтых лампочек… - Всё, приготовились… - Я выставила вперёд правую ногу, будто готовясь к старту. – Раз, два, три! Я побежала по лестнице, быстро и шумно перебирая ногами, но где-то уже практически на последней ступеньке я наступила на штанину домашних и, откровенно говоря, больших для меня штанов и с грохотом свалилась на пол перед дверью. Упала я на живот, из-за чего у меня перехватило дыхание, и я ещё полминуты корчилась на полу, хрипло вдыхая воздух и мысленно проклиная всё, что в данный момент я могла видеть. Страх как рукой сняло, теперь меня мучила злость и обида, что всё получилось вот так неимоверно глупо. Да и смотрится моя распластавшаяся, подобно амёбе с её ложноножками, фигура до уморения смешно. И мне казалось, что вот-вот кто-нибудь, глядя на меня сверху, звонко рассмеётся… Погодите, но это уже однажды происходило. Ундин… - Вставай. – Хрипло скомандовала я самой себе, медленно встала на ноги и добралась до кухни, где сразу же начала нащупывать выключатель. Он, как назло. Долго не попадался под руку, а когда, наконец, я замкнула ключ, лампочка старомодного светильника ярко вспыхнула, на секунду осветив кухню, и с тихим треском разлетелась на части. - Да что же такое происходит?.. – Тихо прохныкала я, подняв руки вверх и бессильно опустив их, хлопнув ладонями по ногам. Нет, это всё было совсем несмешно. Страх снова вернулся, не давая злости и негодованию занять его место, а тут ещё и у лампочки срок годности в самый ненужный момент истёк. Я прошагала к холодильнику, единственному источнику света в этой кухню, но когда я его открыла, никакого света оттуда не поступило. Закрыв холодильник и увидев старомодную, практически стёршуюся надпись какого-то немецкого производителя, я поняла, что этот предмет бытовой техники является как минимум ровесником группе «Битлз», а во времена «Битлз» лампочки в холодильниках были не в моде. Пнув мерно гудящий белый ящик, я повернулась к чуть приоткрытой двери, в щель между которой и косяком я могла наблюдать всё, что творилось в нереально страшной прихожей. По ступенькам бегали тени колышущихся на ветру веток и моё мысленное сравнение их со щупальцами чудовища морских глубин приобретали более ясные и схожие с ними черты. Нет, туда я ни в коем случае не пойду, залезу в холодильник и замерзну там насмерть, но обратно пройтись по коридору – выше моих сил. Ё-маё, детский сад, вторая четверть… Тебе сколько лет? Скоро уже шестнадцать стукнет, а ты до сих пор веришь в бугимена и бабайку. Возьми себя в руки, тряпка! Совсем расклеилась! Где твой извечный скептицизм? Там просто не может никого и ничего быть, это невозможно по всем законам физики! Стало быть, нужно двигать обратно в комнату. - Сейчас, только сок возьму. – Сказала я своему внутреннему голосу и, с трудом повернувшись к зловещей прихожей спиной, раскрыла холодильник, вынула двухлитровый пакет с соком, чтобы не было больше мотиваций выходить из своей комнаты и, как можно уверенней, с лицом бизнесмена на совете директоров, вышла к лестнице. Но, прежде чем со спокойной душой отправиться к себе на чердак, я взглянула на улицу, сквозь стекло, вставленное в дверь. И глаза мои готовы были вылететь из орбит. Готова поклясться, что там, между деревьями, в лесу, на границе которого и находится бабулин дом, горели костры! И, вместо того, чтобы ринуться к себе в комнату я, как последняя идиотка, стояла с двухлитровым пакетом сока и, как окаменевшая, разглядывала эти костры и мечущиеся, да-да, вокруг них лёгкие тени. О боже, нужно валить. Валить к себе в комнату, закрыться там, задёрнуть шторы, натянуть одеяло до носа и, не выключая свет, уснуть. С пакетом сока в руках. Немножко нелепости в подобных ситуациях никогда не помешает. Но позвольте, зачем моя рука тянется к дверной ручке? Чтобы повернуть? Нет, нет, зачем?! Господи, пускай я и атеистка, спаси меня! Я даже уже хотела было перекреститься, но тело меня опять не слушалось. Да сколько можно! Нельзя так просто поддаваться, нельзя! Ладонь обхватила холодный металл ручки, но рука не нажимала на неё. Я не хотела выходить наружу, не хотела знать, что это за огоньки такие, сопротивлялась, как могла. Но и моя воля тоже не могла долго выдерживать. В груди будто бы лопнул толстый трос, и моя рука безвольно нажала на ручку и толкнула дверь. Огни не оказались миражом, как мне того очень хотелось, и я, повинуясь чьей-то злой воле, самостоятельно я уж точно не могла переступить порог дома в одних носках, пошла на улицу. Ноги я едва отрывала от пола, в районе солнечного сплетения будто бы жужжал в напряжении ещё один трос, не дающий мне достаточно быстро идти навстречу, ох, как же явственно я это осознавала, опасности. Вот, стопа левой ноги уже коснулась первой ступени, правая, благодаря моим титаническим усилиям, оставалась на скрипучем полу веранды. Я хотела было позвать на помощь бабулю, но челюсть едва открывалась, а язык так и вовсе не поворачивался. Правая ступня коснулась следующей ступеньки. Третья, четвёртая, каменистая дорожка, ведущая к калитке, а дальше, превращаясь в просто песчаную, в лес, где творилась какая-то неимоверная, уму не постижимая фигня. Я сквозь лёгкие хлопковые носки почувствовала холодок камня, волосы у меня на голове зашевелились. Я встала, поджав пальцы ног, будто бы это могло хоть как нибудь меня задержать. Простояла я так, борясь неведомо с кем, секунд десять, но зловещему марионеточнику это, очевидно, надоело, и он с силой оборвал в моём солнечном сплетении ещё один трос. Я неуверенной походкой двинулась к калитке, не сопротивляясь, отодвинула задвижку, и вышла за пределы моего нового дома. И снова эта мысль «Ну, всё». - Нет, не всё. – Твёрдо сказала я, напрягая ноги, заставляя себя мысленно повернуть назад, домой. Мне почудилось, что в лесу раздался негромкий, весёлый, по-злому весёлый, многоголосый женский смех. Я заставляла себя практически не двигаться, делала лишь едва заметные скользящие по земле шажки в сторону костров, которые, стоило мне начать сильнее противиться чьей-то воле, разгорались сильнее. Или мне так только казалось? Не знаю, это было не важно. Неважно даже то, что ситуация, в которой я оказалась, могла существовать только в книжках, которые я днями и ночами читаю. Самое главное – выкарабкаться. Я смогу, я сильная. «Ты сильная». Так мне однажды сказал дедушка. Я не помню, какой повод был дан для произнесения этих простых слов, но от воспоминания голоса дедушки у меня открылось второе дыхание. Я встала, до боли сжав руки в кулаки, а ногти впились мне в ладонь. Другая рука сминала пакет с соком, если не забыли. Челюсти сомкнуты, последняя, спасительная струна, последний трос дрожал от напряжения, борясь с кем-то неведомым. И это находилось в лесу. Что-то подсказывало, что осталось совсем немного, я смогу, у меня получится, и я, собрав всю свою смелость, которой у меня, по-моему, личному мнению, что отсылалось на опыт и самокритичность, никогда не было в достатке, взглянула на огонь. Глазам было больно, едкий газ, будто преднамеренно, направился в мою сторону, стремясь сбить с толку, но это у него плохо получалось. Трос перестал дрожать, но он неимоверно сильно натянулся, пытаясь оттолкнуть и подавить волю леса. И тут мне показалось, как этот самый трос издал хлопок, хлестанув меня изнутри по грудной клетке, и тем самым оборвав нитки неведомого марионеточника. Я рванула с места, едва не взрыхлив землю, и понеслась к калитке. За спиной я слышала хриплый, страшный и высокий визг. Увы, калитка оказалась слишком высокой, да и пики сверху не давали мне уверенности, что до постели я доберусь целой и невредимой. Я просунула руку сквозь прутья, подняла задвижку и пробралась в дворик. Деревце, стоявшее ближе всего к каменистой тропинке, хлестануло меня по щеке своей тоненькой веточкой, но я почувствовала это не сразу. Моей главной целью была дверь, ведущая в дом, я дотронулась до ручки, открыла дверь, не заботясь о тишине, захлопнула её и услышала ещё один, гораздо более пронзительный крик, теперь уже больше напоминавший завывание сильнейшего ветра, просачивающегося в узенькую щёлочку в форточке, и взбежала вверх по лестнице. Там, даже не обращая внимания на ту темноту, которая всего несколько минут назад меня пугала до дрожи, я забежала в свою комнату, тоже громко хлопнув дверью, и запрыгнула в кровать, накрываясь одеялом с головой. Снаружи моей импровизированной палатки светили лампочки, в настольной лампе и люстре, здесь было безопасно, но сердце продолжало колотиться, желая вырваться из грудной клетки. Я прижимала что-то к груди. Это был несчастный помятый пакет сока.